ИванБунин.Девятьстихотворения
|
РОЗЫ Блистая, облака лепились В лазури пламенного дня. Две розы под окном раскрылись - Две чаши, полные огня. В окно, в прохладный сумрак дома, Глядел зеленый знойный сад, И сена душная истома Струила сладкий аромат. Порою, звучный и тяжелый, Высоко в небе грохотал Громовый гул... Но пели пчелы, Звенели мухи - день сиял. Порою шумно пробегали Потоки ливней голубых... Но солнце и лазурь мигали В зеркально-зыбком блеске их - И день сиял, и млели розы, Головки томные клоня, И улыбалися сквозь слезы Очами, полными огня. ЛИСТОПАД Лес, точно терем расписной, Лиловый, золотой, багряный, Веселой, пестрою стеной Стоит над светлою поляной. Березы желтою резьбой Блестят в лазури голубой, Как вышки, елочки темнеют, А между кленами синеют То там, то здесь в листве сквозной Просветы в небо, что оконца. Лес пахнет дубом и сосной, За лето высох он от солнца, И Осень тихою вдовой Вступает в пестрый терем свой. Сегодня на пустой поляне, Среди широкого двора, Воздушной паутины ткани Блестят, как сеть из серебра. Сегодня целый день играет В дворе последний мотылек И, точно белый лепесток, На паутине замирает, Пригретый солнечным теплом; Сегодня так светло кругом, Такое мертвое молчанье В лесу и в синей вышине, Что можно в этой тишине Расслышать листика шуршанье. Лес, точно терем расписной, Лиловый, золотой, багряный, Стоит над солнечной поляной, Завороженный тишиной; Заквохчет дрозд, перелетая Среди подседа, где густая Листва янтарный отблеск льет; Играя, в небе промелькнет Скворцов рассыпанная стая - И снова все кругом замрет. Последние мгновенья счастья! Уж знает Осень, что такой Глубокий и немой покой - Предвестник долгого ненастья. Глубоко, странно лес молчал И на заре, когда с заката Пурпурный блеск огня и злата Пожаром терем освещал. Потом угрюмо в нем стемнело. Луна восходит, а в лесу Ложатся тени на росу... Вот стало холодно и бело Среди полян, среди сквозной Осенней чащи помертвелой, И жутко Осени одной В пустынной тишине ночной. Теперь уж тишина другая: Прислушайся - она растет, А с нею, бледностью пугая, И месяц медленно встает. Все тени сделал он короче, Прозрачный дым навел на лес И вот уж смотрит прямо в очи С туманной высоты небес. 0, мертвый сон осенней ночи! 0, жуткий час ночных чудес! В сребристом и сыром тумане Светло и пусто на поляне; Лес, белым светом залитой, Своей застывшей красотой Как будто смерть себе пророчит; Сова и та молчит: сидит Да тупо из ветвей глядит, Порою дико захохочет, Сорвется с шумом с высоты, Взмахнувши мягкими крылами, И снова сядет на кусты И смотрит круглыми глазами, Водя ушастой головой По сторонам, как в изумленье; А лес стоит в оцепененье, Наполнен бледной, легкой мглой И листьев сыростью гнилой... Не жди: наутро не проглянет На небе солнце. Дождь и мгла Холодным дымом лес туманят,- Недаром эта ночь прошла! Но Осень затаит глубоко Все, что она пережила В немую ночь, и одиноко Запрется в тереме своем: Пусть бор бушует под дождем, Пусть мрачны и ненастны ночи И на поляне волчьи очи Зеленым светятся огнем! Лес, точно терем без призора, Весь потемнел и полинял, Сентябрь, кружась по чащам бора, С него местами крышу снял И вход сырой листвой усыпал; А там зазимок ночью выпал И таять стал, все умертвив... Трубят рога в полях далеких, Звенит их медный перелив, Как грустный вопль, среди широких Ненастных и туманных нив. Сквозь шум деревьев, за долиной, Теряясь в глубине лесов, Угрюмо воет рог туриный, Скликая на добычу псов, И звучный гам их голосов Разносит бури шум пустынный. Льет дождь, холодный, точно лед, Кружатся листья по полянам, И гуси длинным караваном Над лесом держат перелет. Но дни идут. И вот уж дымы Встают столбами на заре, Леса багряны, недвижимы, Земля в морозном серебре, И в горностаевом шугае, Умывши бледное лицо, Последний день в лесу встречая, Выходит Осень на крыльцо. Двор пуст и холоден. В ворота, Среди двух высохших осин, Видна ей синева долин И ширь пустынного болота, Дорога на далекий юг: Туда от зимних бурь и вьюг, От зимней стужи и метели Давно уж птицы улетели; Туда и Осень поутру Свой одинокий путь направит И навсегда в пустом бору Раскрытый терем свой оставит. Прости же, лес! Прости, прощай, День будет ласковый, хороший, И скоро мягкою порошей Засеребрится мертвый край. Как будут странны в этот белый, Пустынный и холодный день И бор, и терем опустелый, И крыши тихих деревень, И небеса, и без границы В них уходящие поля! Как будут рады соболя, И горностаи, и куницы, Резвясь и греясь на бегу В сугробах мягких на лугу! А там, как буйный пляс шамана, Ворвутся в голую тайгу Ветры из тундры, с океана, Гудя в крутящемся снегу И завывая в поле зверем. Они разрушат старый терем, Оставят колья и потом На этом остове пустом Повесят инеи сквозные, И будут в небе голубом Сиять чертоги ледяные И хрусталем и серебром. А в ночь, меж белых их разводов, Взойдут огни небесных сводов, Заблещет звездный щит Стожар - В тот час, когда среди молчанья Морозный светится пожар, Расцвет полярного сиянья. x x x Как дымкой даль полей закрыв на полчаса, Прошел внезапный дождь косыми полосами - И снова глубоко синеют небеса Над освеженными лесами. Тепло и влажный блеск. Запахли медом ржи, На солнце бархатом пшеницы отливают, И в зелени ветвей, в березах у межи, Беспечно иволги болтают. И весел звучный лес, и ветер меж берез Уж веет ласково, а белые березы Роняют тихий дождь своих алмазных слез И улыбаются сквозь слезы. x x x Догорел апрельский светлый вечер, По лугам холодный сумрак лег. Спят грачи; далекий шум потока В темноте таинственно заглох. Но свежее пахнет зеленями Молодой озябший чернозем, И струится чище над полями Звездный свет в молчании ночном. По лощинам, звезды отражая, Ямы светят тихою водой, Журавли, друг друга окликая Осторожно тянутся гурьбой. А весна в зазеленевшей роще Ждет зари, дыханье затая,- Чутко внемлет шороху деревьев, Зорко смотрит в темные поля. x x x В поздний час мы были с нею в поле. Я дрожа касался нежных губ... "Я хочу объятия до боли, Будь со мной безжалостен и груб!" Утомясь, она просила нежно: "Убаюкай, дай мне отдохнуть. Не целуй так крепко и мятежно, Положи мне голову на грудь". Звезды тихо искрились над нами, Тонко пахло свежестью росы. Ласково касался я устами До горячих щек и до косы. И она забылась. Раз проснулась, Как дитя, вздохнула в полусне, Но, взглянувши, слабо улыбнулась И опять прижалася ко мне. Ночь царила долго в темном поле, Долго милый сон я охранял... А потом на золотом престоле, На востоке, тихо засиял Новый день,-- в полях прохладно стало... Я се тихонько разбудил И в степи, сверкающей и алой, По росе до дому проводил. 1901 год Одиночество И ветер, и дождик, и мгла Над холодной пустыней воды. Здесь жизнь до весны умерла, До весны опустели сады. Я на даче один. Мне темно За мольбертом, и дует в окно. Вчера ты была у меня, Но тебе уж тоскливо со мной. Под вечер ненастного дня Ты мне стала казаться женой... Что ж, прощай! Как-нибудь до весны Проживу и один -- без жены... Сегодня идут без конца Те же тучи--гряда за грядой. Твой след под дождем у крыльца Расплылся, налился водой. И мне больно глядеть одному В предвечернюю серую тьму. Мне крикнуть хотелось вослед: "Воротись, я сроднился с тобой!" Но для женщины прошлого нет: Разлюбила -- и стал ей чужой. Что ж! Камин затоплю, буду пить... Хорошо бы собаку купить. 1903 год Под вечер Угрюмо шмель гудит, толкаясь по стеклу... В окно зарница глянула тревожно... Притихший соловей в сирени на валу Выводит трели осторожно. Гром, проворчав в саду, скатился за гумно; Но воздух меркнет, небо потухает... А тополь тянется в открытое окно И ладаном благоухает. 1903-1905 годы. Пугало На задворках, за ригами Богатых мужиков, Стоит оно, родимое, Одиннадцать веков. Под шапкою лохматою -- Дубинка-голова. Крестом по ветру треплются Пустые рукава. Старновкой -- чистым золотом! -- Набит его чекмень, На зависть на великую Соседних деревень... Он, огород-то, выпахан, Уж есть и лебеда. И глинка означается,-- Да это не беда! Не много дел и пугалу... Да разве огород Такое уж сокровище?-- Пугался бы народ! 1906-1907 годы Цирцея На треножник богиня садится: Бледно-рыжее золото кос, Зелень глаз и аттический нос -- В медном зеркале все отразится. Тонко бархатом риса покрыт Нежный лик, розовато-телесный, Каплей нектара, влагой небесной, Блещут серьги, скользя вдоль ланит. И Улисс говорит: "О, Цирцея! Все прекрасно в тебе: и рука, Что прически коснулась слегка, И сияющий локоть, и шея!" А богиня с улыбкой: "Улисс! Я горжусь лишь плечами своими Да пушком апельсинным меж ними, По спине убегающим вниз!" 相关资料 |
