新概念俄语学习《红楼梦》俄语版第三回（3）
|
– Навести мать и возвращайся! Вскоре он возвратился, но выглядел уже по другому. Волосы были заплетены в тонкие косички с узенькими красными ленточками на концах и собраны на мак ушке в одну толстую, блестевшую, как лак, косу, украшенную четырьмя круглым и жемчужинами и драгоценными камнями, оправленными в золото. Шелковая куртка с цветами по серебристо красному полю, штаны из зеленого сатина с уз ором, черные чулки с парчовой каймой и красные туфли на толстой подошве; н а шее та же драгоценная яшма и ожерелье, а еще ладанка с именем и амулеты. Лицо Баоюя было до того белым, что казалось напудренным, губы – словно на крашены помадой, взор нежный, ласковый, на устах улыбка. Все изящество, кот орым может наградить природа, воплотилось в изгибе его бровей; все чувства, свойственные живому существу, светились в уголках глаз. В общем, он был нео быкновенно хорош собой, но кто знает, что скрывалось за этой безупречной вн ешностью. Потомки сложили о нем два стихотворения на мотив ?Луна над Сицзяном?, оч ень точно определив его нрав: Печаль беспричинна. Досада внезапная – тоже. Порою похоже, что глуп он, весьма неотесан. Он скромен и собран и кажется даже пригожим. И все же для высшего света манерами прост он… Прослыл бесталанным, на службе считался профаном, Упрямым и глупым, к премудростям книг неучтивым, В поступках – нелепым, характером – вздорным и странным, – Молва такова, – но внимать ли молве злоречивой? И далее: В богатстве и знатности к делу не знал вдохновенья, В нужде и мытарствах нестойким прослыл и капризным. Как жаль, что впустую, зазря растранжирил он время . И не оправдал ожиданий семьи и отчизны! Среди бесполезных он главный во всей Поднебесной, Из чад нерадивых сейчас, как и прежде, он – первый! Богатые юноши! Отроки в платье прелестном! Примером для вас да не будет сей образ прескверный! Между тем матушка Цзя встретила Баоюя с улыбкой и спросила: – Зачем ты переодевался? Прежде надо было поздороваться с гостьей! Познако мься! Это твоя двоюродная сестрица! Баоюй обернулся и в хрупкой, прелестной девочке сразу признал дочь тетки Ли нь. Он подошел, поклонился и, вернувшись на свое место, стал внимательно р азглядывать Дайюй. Она показалась ему необыкновенной, совсем не похожей на других девочек. Поистине: Тревога ли сокрыта в подернутых дымкой бровях? О нет, не тревога. Скорее – сама безмятежность. Не проблеск ли радости в чувственных этих очах? Не радость, увы. А скорее – печальная нежность. …И словно рождается в ямочках щек та грусть, что ее существом овладела, И кажется: прелесть исходит, как свет, из этого хрупкого, нежного тела… Падают, падают слезы – слеза за слезой. Как миловидна! Вздыхает о чем то пугливо! Словно склонился красивый цветок над водой, Словно при ветре колышется гибкая ива. Сердцем открытым Би Ганя достойна она, Даже Си Ши не была так нежна и красива! – Я уже когда то видел сестрицу, – произнес Баоюй. – Не выдумывай! – одернула его матушка Цзя. – Где ты мог ее видеть? – Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, мы знакомы давно и будто встретили сь после долгой разлуки. – Ладно, ладно! – махнула рукой матушка Цзя. – Это значит, вы с ней скоро под ружитесь. Баоюй пересел поближе к Дайюй, еще раз окинул ее пристальным взглядом и с просил: – Ты училась, сестрица? – Очень мало, – отвечала Дайюй. – Всего год, успела выучить лишь несколько иероглифов. – Как твое имя? Дайюй ответила. – А второе? – Второго нет. Баоюй смеясь сказал: – Сейчас я придумаю. Давай назовем тебя Чернобровка. Очень красивое имя! – Но оно никак не связано с первым, – вмешалась в разговор Таньчунь, которая тоже была здесь. – В книге ?Описание людей древности и современности?, которую я недавно п рочел, говорится, что в западных странах есть камень ?дай?, заменяющий краск у для бровей, – сказал Баоюй. – А у сестрицы брови тоненькие, словно подведе нные. Чем же ей не подходит это имя? – Опять придумываешь? – засмеялась Таньчунь. – Так ведь все придумано, кроме ?Четверокнижия?, – заметил Баоюй и обратил ся к Дайюй: – У тебя есть яшма? Никто ничего не понял. Но Дайюй сразу сообразила: ?Он спросил, потому что яшма есть у него?, и ответила: – Нет, у меня нет яшмы. Да и у кого она есть? Едва она произнесла эти слова, как Баоюй, словно безумный, сорвал с шеи яш му, швырнул на пол и стал кричать: – Подумаешь, редкость! Только и слышно: яшма, яшма. А обо мне не вспомина ют! Очень нужна мне эта дрянь! – У сестрицы тоже была яшма, – прикрикнула на него матушка Цзя, – но ее мат ь, когда умерла, унесла яшму с собой, как бы в память о дочери. Сестрица поло жила в гроб все любимые вещи матери, и теперь твоя умершая тетя, глядя на я шму, будет вспоминать дочь. Дайюй не хотела хвалиться, потому и сказала, что у нее нет яшмы. Надень яшму и не безобразничай, а то как бы мать не узнала! Матушка Цзя взяла яшму из рук служанки и надела Баоюю на шею. Юноша сраз у притих. Пришла кормилица и спросила, где будет жить барышня. – Переселите Баоюя в мой флигель, в теплую комнату, – ответила матушка Цзя, – зиму барышня проживет под голубым пологом, а весной мы подыщем ей дру гое место. – Дорогая бабушка! – сказал Баоюй. – Зачем же вас беспокоить? Я могу спать на кровати за пологом. Мне там будет удобно. – Ладно, – подумав немного, согласилась матушка Цзя и распорядилась, чтобы за Дайюй и Баоюем постоянно присматривали мамки и служанки, а остальная прислуга дежурила бы по ночам в прихожей. Фэнцзе приказала натянуть там с ветло коричневый полог, перенести атласный матрац, парчовое одеяло, словом , все, что необходимо. С Дайюй приехали всего две служанки: кормилица мамка Ван и десятилетняя Сюэянь. Сюэянь была слишком мала, мамка Ван чересчур стара, поэтому матушка Цзя о тдала внучке еще свою служанку Ингэ. Кроме того, в услужении у Дайюй, как и у Инчунь, не считая кормилицы, четырех мамок и двух служанок, ведавших ее г ардеробом, украшениями, а также умываньем, были еще четыре или пять девоч ек, они мели пол и выполняли самые разнообразные поручения. Мамка Ван и Ингэ прислуживали Дайюй под голубым пологом , а нянька Ли, к ормилица Баоюя, и старшая служанка Сижэнь прислуживали Баоюю. Сижэнь, собственно, была в услужении у матушки Цзя, и настоящее ее имя был о Хуа Жуйчжу. Но матушка Цзя обожала Баоюя и отдала добрую и преданную Ж уйчжу внуку, опасаясь, что другие служанки не смогут ему угодить. ?Хуа? – знач ит ?цветок?. В одном из стихотворений встречается строка: ?Ароматом цветок привлекает людей…? Баоюй прочел это стихотворение и с позволения матушк и Цзя стал звать служанку Сижэнь – Привлекающая людей. Сижэнь была предана Баоюю так же, как и матушке Цзя, когда ей прислуживал а. Все ее мысли были заняты этим избалованным мальчиком. Она постоянно у совещивала его и искренне огорчалась, если Баоюй не слушался. И вот вечером , когда Баоюй и мамка Ли уснули, а Дайюй и Ингэ все еще бодрствовали, Сижэ нь сняла с себя украшения и бесшумно вошла в комнату Дайюй. – Барышня, почему вы до сих пор не легли? – Садись, пожалуйста, сестрица! – любезно предложила Дайюй. – Барышня очень огорчена, – сказала Ингэ. – Плачет и говорит: ?Не успела при ехать и уже расстроила брата. А если бы он разбил свою яшму? Разве не я была бы виновата?!? Насилу я ее успокоила. – Не убивайтесь, барышня, – проговорила Сижэнь. – Вы не то еще увидите! Но стоит ли из за пустяков огорчаться? Не принимайте все близко к сердцу! – Я запомню то, что вы мне сказали, сестры, – отозвалась Дайюй. Они поговорили еще немного и разошлись. На следующее утро Дайюй, навестив матушку Цзя, пришла к госпоже Ван. Госп ожа Ван и Фэнцзе только что прочли письмо из Цзиньлина и о чем то шептали сь с женщинами, приехавшими от старшего брата госпожи Ван. Дайюй ничего не поняла, но Таньчунь и ее сестры знали, что речь идет о Сюэ Пане, старшем сыне тетушки Сюэ, жившем в Цзиньлине. Недавно он совершил убийство и думал, что это сойдет ему с рук – ведь он был из богатой и знатной семьи. Однако дело разбиралось в суде области Интяньфу, его дяде, Ван Цзытэн у, сообщили об этом в письме. Вот он и решил предупредить госпожу Ван, а та кже написал, что ее сестра с детьми едет в столицу. Чем окончилось это дело, вы узнаете из следующей главы. 相关资料 |
